Мое становление и развитие

Мое становление и развитие

Я родился 14-го ноября 1942 году в селе Ягодном Омской области. Мои родители были ссыльными. Мама из «либеральных» меннонитов, отец баптист (умер в Воркуте в 1943 году). Дедушки, по отцовской так и по материнской линии, были учителями, которым разрешение на преподавания при Советах дано не было. Они имели прусские корни, и один из них умер в моей кровати нигилистом и агностиком. Он был в прошлом лютеранином. Его влияние на моё мировоззрение было не малым. Он мне постоянно говорил, что бытие не имеет объективного смысла, причины, истины или ценности, но, несмотря на это, он был в то же время и деистом. Мне думается, что он находился также под влиянием механического детерминизма Декарта, но в отличие от него он влияние Бога на нашу жизнь отвергал. Дед считал «ерундой» слова Декарта, что человек может доверять своим чувствам и процессам логического мышления только в том случае, если Бог существует. Он противоречил ему: «Богу не до нас!» Дедушка был полон противоречий, что отразилось затем на моё образование и на становление моей личности.

После окончания средней школы мне удалось учиться в техникуме, и затем на факультете машиностроение в институте. После 1956 года «ссыльные» были освобождены от комендатуры и могли беспрепятственно ездить куда угодно и получать среднетехническое и высшее образование.

В детском и в подростковом возрасте я прочёл не мало книг, русских и зарубежных классиков. В нашей районной и городской библиотеках их было довольно много. Классика и встреча с бывшими узниками ГУЛАГа (в Омске мы их имели не мало) послужило тому, что я стал интересоваться религиозными идеями. Повлияли на меня в этом отношении книги Лескова и Достоевского. Коммунистические идеи я считал, как и мой дед, утопией, из-за сложности человеческой природы, не «позволяющая» развития идеального общества. Я был «запрограммирован» либо стать атеистом, либо христианином, но ни в коем случае коммунистом. Что касается моих общественных взглядов тех времён, то я предпочитал бы жить при социально-демократическом строе. Социально-рыночная экономика меня сильно интересовала.

Беседы с мужем моей тёти убедили меня в существовании Бога, и я сознательно посвятил Ему свою жизнь.  Я стал после водного крещения членом церкви ЕХБ. В городе Омске мы вынуждены были собираться по домам, так как власти на наши заявления о регистрации отвечали отказом. Нас это не особенно смущало, так как рассказы о том, как власти ущемляли права членов зарегистрированных общин ЕХБ и саму православную церковь,  тормозило наше желание находиться под эгидой, то есть жить под покровительством тогдашнего ВСЕХБ.

Молодежь вела себя в то время весьма суверенно. Не обращая внимания на все запреты, она организовывала молодёжные встречи и слёты, писала музыкально-сценические произведения и демонстрировала их по церквам. Меня это очень увлекало. Однако  моя активная церковная деятельность привлекла внимание властей, и меня дважды судили за «религиозную пропаганду» и я отсидел в тюрьмах и лагерях семь лет.

Должен признаться, что детерминизм Декарта в какой-то степени повлиял на моё религиозное мировоззрение. Я рассуждал, что Бог предопределил наше логическое мышление, и оно определяет наши чувства и побуждения (ср. Фил 2,13).

Уже в ранней молодости я интересовался рефлексологией И.П. Павлова и с большим интересом читал его книгу «Рефлекс свободы». По всей вероятности его учение о высшей нервной деятельности и поведении живых существ определяло официальную советскую поведенческую психологию. Если основным актом поведения человека является условный рефлекс, реализуемый корой больших полушарий головного мозга и ближайшей подкоркой, то, я себя спрашивал, как влияет мой разум и моя вера на моё поведение?

Следовательно, меня интересовали не только механические, но и метафизические теории поведения человека. Книги Н.С. Лескова и Ф.Д. Достоевского в какой-то мере помогли мне понять метафизические феномены. (Я до моего второго освобождения из тюрьмы /1970/ не имел собственной библии.) Моё любопытство и мой интерес к тому вопросу, почему человек ведёт себя так, как он себя ведёт, «заставили» меня принять роль наблюдателя. Нет, не только рефлекторная, но и эмпирическая психология, то есть психология, построенная на опыте, обратила на себя моё внимание. Если описание опыта служит мне источником знания, то какую роль играют в моей жизни ориентировочный рефлекс и рефлексы цели и свободы, так хорошо описанные Павловым? Ответа я в то время ещё не находил.

В ИТК я встретил ряд учёных «диссидентов», которые мне помогали доставать труды Сеченова И.М. («Рефлексы головного мозга», 1863) и ряд других авторов по общей тематике человеческих рефлексов и побуждений. Я их читал запоем. Запомнились мне слова Сеченова: «Организм без внешней среды, поддерживающей его существование, невозможен; поэтому в научное определение организма должна входить и среда, влияющая на него...»

Социологический постулат или утверждение Сеченова заставили меня задумываться над вопросами: как советское общество или ИТК повлияли на моё поведение? Не становлюсь ли я роботом, действуя по заранее заложенной программе или по команде датчиков? Что-то подобным был каждый из нас в советское время. Однако не диктует ли наша современная культура наше поведение здесь и сейчас? Чем мы отличаемся от «роботов»? Как противоборствует наш разум культурным феноменам? Как выглядит наше когнитивное восприятие окружающего мира?

Я получил чрез чтение трудов русских физиологов ответы на многие вопросы, как, например, на вопрос: Каково жизненное качество человека? Каковы закономерности протекания психических процессов? Каково влияние моего мышления на них? Благодаря советским диссидентам мне стало известно о работах западных неврологов  и психологов, как Фрейда, Юнга, Адлера, Франкль (Viktor Frankl), Фромма и других. Они мне объясняли, что означает либидо (энергия влечения) у Фрейда и Юнга. Если у Фрейда энергия влечения является έρως, то у Юнга это ψυχικώς.  Удивительно для меня было слышать от диссидентов-интеллектуалов, что Эрих Фромм пытался объяснить энергию влечения как αγάπες, но он настолько долго блуждал в этих дебрях, что оказался, в конце концов, жертвой собственных парадоксов. Так в то время советские диссиденты понимали западных учёных психологов.

В одиночной камере КГБ Узбекистана я пришёл к выводу, что мои мысли определяли мои чувства, побуждения и поведение. Мои единоверцы впоследствии с недоверчивостью отнеслись к моим высказываниям, как, например: «Как ты мыслишь, таким ты и будешь». Этот тезис был нередко темой моих проповедей. Я ссылался при этом на послания Павла к Римлянам 12,2 и к церкви Филиппы 4,8: «Наконец, братия мои, что только истинно, что честно, что справедливо, что чисто, что любезно, что достославно, что только добродетель и похвала, о том помышляйте».

Оглядываясь назад, я понимаю, почему некоторые из верующих подозревали, что я якобы был увлечён «марксистским мышлением». Они спрашивали: «Где же действие Бога, если мои мысли определяют мои чувства и побуждения,  а поведение развертывается последовательно?»  Я отвечал, что только «Бог производит в нас и хотение и действие по Своему благоволению» (Фил 2,13).

Кто в то время мог понять данный парадокс? Я писал в своих дневниках, что познания преимущественно детерминирован «контролирующим познанием», которое является образцом технического разума. Познание объединяет субъект и объект для того, чтобы субъект мог контролировать объект. Так я понимал и учение апостола Павла. Я не отрицаю, влияние русских физиологов на моё развитие и на мою поведенческую психологию, но метафизическая теория поведения сопровождали меня всегда. Христос был цель моей жизни и его учение имел приоритет, всё остальное было для меня второстепенным.

Вполне возможно, что я недостаточно изъяснял трансцендентное влияние Бога на нашу психику. Но одно я знаю без сомнения, если бы не моё позитивное мышление и отношение к жизни, я в одиночной камере внутренней тюрьмы КГБ г. Ташкента не выдержал бы и, наверняка, лишился бы ума.

Мария и я поженились в Ташкенте в 1970 году. К сожалению, мы не имеем детей. В 1974 году мы под давлением КГБ оставили СССР и выехали Германию. Здесь я продолжил учёбу, начал с посещения библейского института, продолжил богословской семинарией в штате Манитоба Канада, в Калифорнии США и реформатским богословским отделением брюссельского университета, затем стал всерьёз заниматься познанием психологии и сексологии. Для меня научные звания роли не играли, так как я видел свой главный труд в служении пастором, а преподавание в ВУЗах было второстепенным явлением. Приоритетом для меня всегда была церковь, затем только ВУЗ.

Обе мои монографии были результатом научного поиска. В богословии я искал ответа: как раннее христианство адаптировало весть о Христе в свою античную культуру? Между прочим, мне эта диссертация помогла лучше понять, почему ВСЕХБ в 1961 году своим «новым положением» и «инструктивным письмом» приспосабливался под коммунистическую идеологию. Сегодня я понимаю, почему западный баптизм признаёт нормальным всевозможного вида сексуальной ориентации или половой принадлежности, а баптисты СНГ нет.  Научная работа, после признания её научным советом университета, хранится ВУЗе и в городской библиотеке г. Цюриха Швейцария.

Столкнувшись в пасторском служении в баптистских церквах Канады, США, Швейцарии и в Германии с сексуальными отклонениями, я взялся за исследования этой области, что заставило меня изучать тщательно труды Зигмунда Шломо Фрейда, Альфреда Адлера, Густава Юнга, Виктора Франкль, Эриха Фромма, Вильгельм Мастерс и Вирджиния Джонсон и прочих американских психологов и терапевтов. С 1974 года у меня были очень хорошие друзья в Швейцарии, и я часто посещал их. Они возили меня к Эриху Фромм и дискуссии с ним были очень плодотворными. Мне во всех беседах с ним не хватало упоминание, как человек должен жить и что он должен делать. У меня сложилось такое мнение, что этот великий мыслитель не знал этого. (Сравни его книги: «анатомия человеческой деструктивности», «бегство от свободы», «гуманистический психоанализ», «искусство любить», «догмат о Христе» и т.д. Да, он всегда стремился разгадать тайну человека и ответить на вопрос: человек – Бог или чудовище? Однако, как ни странно, он не имел научной теории о том, как человек должен жить.

Фромм последние годы своей жизни с 1974 года провёл в Муральто, Кантон Тесин Швейцария. Фромма до 80-го года, вплоть до смерти, легко было привлечь к дискуссиям. Многие учёные умирают в одиночестве и рады иметь контакты со студентами. Одиночество самого Фромма объясняется тем, что, живя с 1974 года в Швейцарии, он имел второй затем третий инфаркт сердца. Связано это было и с тем, что западный научный мир относился к его идеям и теориям с большим скепсисом.

Как известно, Фромм иначе, нежели остальные психологи, в человеческом нарциссизме обнаружил своего рода «отверстие» в самом себе, которое стремится компенсировать себя в «опиатах» общества и таким образом человек создаёт в себе псевдо личность, отрешённая от себя самой и от общества. Для него всякие отклонения являются результатом как раз таки по/из-за этой причины. Фромм стал жертвой собственной теории: если человек способен полноценно любить, то он любит и себя; если он способен любить только других, он не может любить вообще. Он уже не мог полноценно любить ни других, ни себя. Именно по причине отвержения со стороны научного мира он попал в западню, которую сам себе соорудил. Критики бессердечно нападали на него, а он не понимал по какой причине, и сильно замкнулся в себе. Третий инфаркт вскоре привёл к смерти одного из выдающихся мыслителей двадцатого века.

Идеи Фромма не повлияли на моё мировоззрение. Меня в общей сложности интересовали эмпирическая психология и поведенческая/когнитивная терапия. Я учился у ведущего учёного клинической психологии и психотерапии Ганс Райнекер (Professor Dr. Hans Reinecker, Universität Bamberg). Швейцарская церковь, в которой я в то время работал, видела необходимость в моём дальнейшем образовании в области психологии. СПИД был в восьмидесятых годах эпидемией, угрожая всему обществу с его сексуальной вседозволенностью. Страх по церквам был большой. Люди с перверсиями искали в церквах приюта, убежища и помощи. Мы вынуждены были заниматься этой проблемой. По этой причине, опубликованная мною научная работа «гомосексуализм в контексте библии, теологии, психологии и в контексте пасторского попечения» в форме монографии должна была открыть христианам глаза, что помимо «здоровой христианской среды», существует мир, который полон нужд, парадоксов и психических изъянов.

После опубликования своей второй научной работы о сексуальных отклонениях в издательстве Брокгауз, я искал путей интеграции психологии в пасторское попечение  («пасторское попечение» означает формирование жизни христианина в соответствии с идеалами Христа. Термин был введён Григорием Двоесловом в 6-ом веке). Такая интеграция в среде библицистов вызвала бурю протеста. Попытка библицистов обойтись без небиблейских, онтологических терминов всегда обречена на неудачу. Интересно то, что библицисты пользуются общественным транспортом, собственными машинами и прочими атрибутами, пользуясь всевозможными достижениями науки, но психологию она просто-напросто предают «анафеме».

Как бы то не было, мне самому было не трудно пользоваться исследованиями эмпирической и когнитивной психологией в пасторском попечении.

Немецкие учёные Михаил Дитерих, Йёрг Дитерих, Александра Кнэрер, Бербель Тойманн, Дорис Мэзер-Шмидт, Эрвин Шаррер, Фридеманн Герхардс, Фритц Лаубах, Гергард Даймлинг, Гансйёрг Даймлинг, Генрих фон Кнорре, Ёахим Ласк, Петер Циммерлинг и многие другие с большим успехом совмещают психологические знания с библейскими истинами. Для нас психология является одной из вспомогательной наукой, как и все остальные научные отрасли. Важно для христианского психолога знать, что библейские истины, библейская этика имеют приоритет при применении психологической терапии.

Пасторам проще со знанием психологии предотвращать разводы, помогать людям в кризисных ситуациях и т.д. Естественно, пастора со своими знаниями находятся всегда в искушениях из любви к человеку позволять себе ляпсусы. Легче сказать человеку, что ничего страшного в разводе нет, нежели искать решения возникшей проблемы. Он не обойдётся и без избрания так называемых наименьших «зол». Если все попытки спасти брак, к примеру, не имели успеха, он должен предать клиента Богу и на рассмотрение церкви.

Так протекала моя жизнь. Таковым вкратце было моё становление. Как христианин я страдаю от моральной вседозволенности нашего общества, что может кульминировать в него самоуничтожению.

Dr. Hermann Hartfeld, Herseler Str. 8, DE-50321 Bruehl, Fon: +492232411014, Email: hhart1942@gmail.com